На миг сделалось тревожно, неуютно. Потянулась вперед и почувствовала, как ладонь наткнулась на что-то эластичное и упругое. Незримая преграда, прогнувшись, спружинила, и от моих пальцев во все стороны побежали разноцветные сполохи. Магический щит замерцал, окутывая комнату мягким сиянием, и погас. Альфииса покосилась недовольно, потом вдруг снова схватила меня за локоть, придвинулась ближе, зашептала невнятно, почти растерянно:
— Мечтала… радовалась… жена советника, по статусу равная Паальде, — все сирры станут бегать следом, искать моего расположения. Но это так больно, Кэти… непереносимо… Теперь не знаю, чего хочу. Если сила все-таки одобрит меня, придется взойти на брачное ложе, принять его в себя. — Девушка нервно поежилась. — Как ты это терпишь, не представляю.
С трудом, если честно. Последний раз, помнится, так кричала, стонала и о чем-то просила, что наутро стыдно было — совсем терпение отказало. Сладостные воспоминания обожгли щеки. Альфииса оценила мой румянец по-своему.
— Понятно, — с тоской заключила она. — Что ж, я перворожденная дочь главы высшего рода и с достоинством приму все, что мне уготовано, — и добавила мрачно, — да и выбора нет.
На секунду стало ее жалко. Но мгновение прошло, а вопрос остался.
— Ты так и не сказала, чего хочешь, Альфииса.
— Къор Саварда — часть его стихии, мне тяжело долго находиться с ним рядом. Отец наполнил силой и передал матери отражающие амулеты, чтобы закрыть меня, когда понадобится. Но для этого мы должны все время быть вместе.
— А при чем здесь Финора? Почему ты сама их не надела?
— Кольцо Крэаза ослабило мою связь с родовым артефактом Эктаров. Вода уже не защищает так, как прежде. — Фиса горько усмехнулась. — Одна стихия отдала, а другая не захотела брать.
— Если все так плохо, зачем вообще пришла на Поединок? Сидела бы дома, подальше от Тьмы.
И от моего Саварда тоже.
— Все-таки ты ужасная дура, Кэти! — Фиса презрительно изогнула губы. — Избранные жены и невесты глав высших родов всегда присутствуют на Поединке Стихий. Для остальных высокородных, — небрежный кивок на стайку принаряженных сирр, — это счастье и особая привилегия. Для нас — почетная обязанность. Я не могла не прийти. — Она требовательно сжала мои пальцы. — Поддержи меня, Кэти. Помнишь ведь, что я для тебя сделала?
— Помню, — заверила твердо, — я все помню, сестренка, даже не сомневайся. Что ты задумала?
— Не я, отец.
Ну, если план рожден извращенным умом Эктара, мне он точно не понравится.
— Говори.
— Отец утверждает, что къор Саварда уже принял тебя, значит, и его сила тоже. Не представляю, как такое могло случиться. — В голосе девушки отчетливо зазвучали ревнивые нотки. — Что молчишь, Катэль?
Пожала плечами — откровенничать я не собиралась.
— Ладно, оставим это пока, — отрывисто бросила Фиса. — Сейчас важно другое: ты заменишь мать со всеми ее амулетами и отзовешь Тьму, если къор окажется слишком близко от меня или… бросится. Отец видел, уверен: у тебя получится. Если вдруг заартачишься, велел напомнить о твоей тайне и о том, что при необходимости о ней быстро станет известно каждому. Что у вас за секреты, Кэти?
— Неважно, — откликнулась холодно, размышляя, как отреагирует Раиэсс, когда пойдут слухи, что его советник взял в наиды сирру с кровью жриц Проклятой. Прикопает меня где-нибудь по-тихому, и вся недолга. Ничего личного, как говорится, исключительно в интересах государства. А если саэры узнают о наших особых отношениях с Тайо, будет лучше или хуже?
Протяжный низкий, какой-то гипнотический звук наполнил окружающее пространство, заставив сердце стучать чаще. Все разговоры в женской ложе мгновенно прекратились: сирры спешили занять отведенные им места.
— Начинается, — выдохнула Альфииса, и мы обе жадно уставились на арену. Ладно я, но ведь и Фиса тоже. Неужели она никогда не присутствовала на Поединке? Или действие настолько захватывает, что каждый раз глаз нельзя оторвать?
— Смотри, Кэти, смотри, — перехватив мой взгляд, указала соседка, — нигде и никогда ты больше такого не увидишь.
Долгий мягко вибрирующий звук повторился еще раз, уже громче, и тотчас же справа и слева от нашей ложи, охватывая площадку для состязаний полукругом, появились трибуны — соткались из яркого солнечного света и таящихся в расщелинах гор густых глубоких теней. Вторая половина арены по-прежнему свободно парила над бездной. Еще мгновение назад не существовало ничего, кроме поля, неба над головой и пропасти внизу, а теперь вокруг нас разлилось беспокойное человеческое море.
Амфитеатр делился на шесть секторов, каждый из которых отличался собственной палитрой красок и оттенков. Обивка кресел, плиты под ногами, одежда людей — все было исполнено в одной цветовой гамме: багрово-черной, янтарно-белой, желто-коричневой, серо-голубой, сине-зеленой и оранжево-красной.
Третий сигнал — и зрители умолкли, притихли, ожидая чего-то.
Минуту ничего не происходило, потом громадные тяжелые плиты арены дрогнули, сдвинулись — и взорвались, разлетелись мелкими осколками, освобождая место нетерпеливо рвущемуся на свободу жеребцу. Массивные, покрытые травой и листьями ноги. Бугристая темно-коричневая шкура, похожая на кору старого дерева. Свитые из гибких зеленых лиан хвост и грива, крепкие широкие крылья, сплетенные из корявых жестких ветвей и сучьев.
Къор Земли.
Конь глухо заржал — будто камнепад обрушился с гор — взмыл в воздух, сделал над ареной несколько кругов и плавно опустился на одну из шести площадок, лепестками диковинного цветка нависающих над пропастью.